Всё-таки это была бомба.

По крайней мере система самоуничтожения. Очень мощная, пятьдесят килограммов взрывчатки…

Госн осторожно отошёл от бомбы; нестерпимая боль пронизала нижнюю часть живота — ему захотелось помочиться. Он достал сигареты и с третьей попытки сумел закурить. Как он мог упустить… Что? Что он упустил? Ничего. Он работал осторожно, как всегда. Израильтяне ещё не убили его. Их инженеры были умными и изощрёнными, но и он не уступал им.

Терпение, напомнил себе Госн. Он начал осматривать внутреннюю полость цилиндра заново. Там шёл провод, все ещё присоединённый к радиолокационному прибору, и ещё три разъёма — все три пустые.

Итак, что мне известно об этой штуке?

Радиолокационный трансивер, тяжёлый корпус, люк… сфера взрывчатого вещества, соединённая проводами…

Госн наклонился вперёд, чтобы посмотреть повнимательнее. На равных расстояниях, симметрично в сфере торчали детонаторы… провода от них вели…

Нет, этого не может быть!

Госн один за другим удалил детонаторы, отсоединяя от каждого провод и укладывая его на разостланное одеяло, медленно и осторожно, поскольку детонаторы были самым ненадёжным из всего, что изготовлял человек. С другой стороны, взрывчатое вещество было настолько безопасным, что можно отщипнуть кусок и поджечь его, чтобы вскипятить воду. Он прибегнул к ножу — иначе было трудно извлечь неожиданно твёрдые блоки.

— В греческой мифологии существует легенда о Пандоре, прекрасной женщине, которой вручили ящик, предупредив, что его нельзя открывать. Однако она неосторожно открыла ящик и дала бедствиям — вражде, смерти и войнам — распространиться среди людей. Пандора предалась отчаянию, пока не обнаружила, наконец, на самом дне ящика надежду. Все мы были свидетелями вражды и войн, но настало время прибегнуть к надежде. Мы прошли долгий путь, полный крови и отчаяния, но этот путь всегда вёл наверх, потому что надежда — это общее представление человечества о том, что ждёт его в будущем, и надежда привела нас сюда.

Хотя эта древняя легенда и возникла среди язычников, её истина очевидна сегодня, потому что сегодня мы откладываем вражду, войны и напрасную смерть обратно в ящик. Туда же мы прячем разногласия, оставляя себе надежду, последний и самый ценный дар Пандоры человечеству. Сегодня мы являемся свидетелями осуществления мечты всех людей. Сегодня мы принимаем из рук Бога бесценный дар мира. Спасибо.

Президент тепло улыбнулся в камеру и направился к своему креслу, сопровождаемый бурными — отнюдь не только из вежливости — аплодисментами присутствующих. Настал великий момент — выступив последним, Фаулер первым поставит свою подпись под документом. Он поднёс перо к бумаге, и имя Дж. Роберта Фаулера вошло в историю.

Теперь он решил не медлить. Быстро извлёк блоки, понимая, что поступает неосторожно и расточительно, но он знал — думал, что знает, — что находится перед ним.

Наконец-то, вот он, металлический шар, сверкающая сфера, плакированная никелем, ничуть не пострадавшая от многих лет, проведённых в огороде старого друза, защищённая от постороннего воздействия усилиями израильских инженеров. Небольшая — не больше детского мяча. Госн знал, как поступить дальше. Он просунул руки в массу раздвинутых блоков взрывчатого вещества, протянул пальцы к сверкающей никелированной поверхности.

Кончики пальцев коснулись металлического шара. Он был тёплым.

— Аллах акбар!

Глава 9

Решимость

— Это интересно.

— Действительно, уникальная возможность, — согласился Райан.

— Насколько он надёжен? Мы можем ему верить? — спросил Кабот.

Райан улыбнулся своему боссу.

— На этот вопрос невозможно ответить, сэр. Вы не должны забывать правила игры. Ни в чём нельзя быть уверенным — я хочу сказать, что, для того чтобы приобрести полную уверенность, требуются годы. В этой игре немного правил и никому не известен её счёт. Как бы то ни было, в данном случае это нечто большее, чем попытка найти политическое убежище. — Его звали Олег Юрьевич Лялин — этого Кабот ещё не знал, — и он был нелегальным сотрудником КГБ, «нелегалом», действующим без прикрытия дипломатической неприкосновенности под крышей представителя советского промышленного концерна. У Лялина — кодовая кличка Чертополох — была сеть агентов в Японии. — Этот парень настоящий разведчик, сэр. Его сеть куда лучше, чем у резидента КГБ в Токио, а его лучший источник находится прямо в японском кабинете министров.

— Ну и что?

— Он предлагает нам воспользоваться его сетью.

— Это действительно так серьёзно, как я начинаю думать? — спросил директор ЦРУ своего заместителя.

— Видите ли, босс, такой шанс выпадает на нашу долю крайне редко. Мы не проводим операции в Японии. У нас недостаточно специалистов, владеющих японским, — даже в самом управлении, чтобы переводить их документы, — да и наши приоритеты всегда находились не там. Таким образом, лишь для создания инфраструктуры, необходимой для ведения операций в Японии, потребуются годы. С другой стороны, русские работали в Японии ещё до своей большевистской революции. Это вызвано историческими причинами: русские и японцы воевали друг с другом в течение длительного времени, и Россия всегда рассматривала Японию как своего стратегического соперника. Вот поэтому-то они относились с исключительным вниманием к операциям против Японии ещё задолго до того, как её технология приобрела для них такую важность. Он предлагает нам то же самое, что поступает к русским, причём по дешёвке: списки, счета, имена — все. Я не знаю, что ещё можно пожелать.

— Но ведь он запрашивает…

— Вас беспокоят деньги? Ну и что? Это не составляет и тысячной процента от той выгоды, которую получит наша страна, — напомнил Джек.

— Да, но миллион долларов в месяц! — запротестовал Кабот. И едва не прибавил — не облагаемых налогами. Райан едва удержался от смеха.

— Это просто значит, что сукин сын жаден, вот и все. А сколько составляет дефицит нашего торгового баланса с Японией? — Джек вопросительно поднял брови. — Он предлагает нам все, что мы хотим, и в течение того времени, которое нам нужно. От нас требуется одно: забрать его вместе с семьёй и доставить в безопасное место, когда он сочтёт это необходимым. Он не хочет уходить на пенсию в Москве. Ему сейчас сорок пять, и в таком возрасте разведчиков начинают беспокоить мысли о будущем. Через десять лет его отзовут домой — и что тогда? Он жил в Японии почти непрерывно на протяжении тринадцати лет. Ему нравится хорошая жизнь — автомобили, видео, никакой нужды стоять в очереди за картошкой. Мы нравимся ему. Единственно, кого он не любит, — это японцы — он ненавидит их. По его мнению, он даже не предаёт свою страну, потому что не будет сообщать нам ничего такого, что уже не поступило бы к русским, а часть нашей договорённости состоит в том, что он не проводит никаких операций против матушки-России. Это меня устраивает. — Райан усмехнулся. — Это капитализм. Он всего лишь основывает элитарное агентство новостей, и его информация очень нам пригодится.

— Он требует за это достаточно много.

— Поверьте, сэр, это — выгодная сделка. Полученные нами сведения сэкономят миллиарды долларов на торговых переговорах и, следовательно, миллиарды в федеральных налогах. Директор, мне пришлось заниматься инвестициями, именно там я нажил состояние. Возможность подобных капиталовложений возникает раз в десять лет. Оперативное управление настаивает на принятии его условий, и я согласен с ними. Чтобы отказать ему, нужно быть безумцем. Вы уже успели проглядеть информацию, присланную им в качестве вступительного взноса?

Предварительная информация, переправленная русским разведчиком, представляла собой стенограмму последнего заседания японского кабинета министров: каждое слово, шёпот и даже кашель. Это было исключительно ценно для психологического анализа, даже если не принимать во внимание содержащиеся в ней сведения. Сам метод обсуждения во время заседаний кабинета поведает американским специалистам-аналитикам много нового о том, как думают и принимают решения члены японского правительства. Эти данные часто подразумевали, но ещё никогда не могли подтвердить.